Вот и хорошо! Если честно, командир одного из моих снайперских взводов в последнее время не радовал. Я думал, что это он так тяжело переносит ответственность, пришедшую вместе с чином зауряд-прапорщика, даже прикидывал, как бы его растрясти… Но не пришлось. Хорошее дело и успех помогли справиться со всем, что бы Мишек там себе ни напридумывал.

А казаки тем временем продолжали рассказывать. Как японцы отступали, как они проскакали за ними до вершины ближайшей сопки, как Мишек спрыгнул и уже с земли одного за другим снял всю японскую четверку.

— Там было даже проще, чем в бою, — рассказывал он. — Когда стрелял в первый раз, расстояние было чуть больше сотни метров. Второго взял на двухстах, третьего на четырехстах метрах.

— Четвертый начал метаться из стороны в сторону! Я уж было подумал, что уйдет, — включился Буденный. — Но Мишек выдержал и коня ему подстрелил.

— Он прижался к нему, по-другому было никак, — Мишек немного смутился.

— Подождите, вы что, еще и языка взяли? — обрадовался я.

— Никак нет, — тут же погрустнел Буденный. — Он за своим конем спрятался, начал отстреливаться. Будь у нас время, мы бы подождали, пока патроны кончатся, и скрали, но… Если бы он дольше шумел, кто-то точно мог услышать. А еще он Ворона зацепил, мне пришлось на запасном возвращаться.

— Подстрелил я его, — подвел итог Мишек.

— Все равно молодцы, — я крепко пожал руки каждому из казаков. — Вы большое дело сделали. По медали точно заслужили.

Мишеку не нужна была медаль, хотя полковник Макаров в отличие от многих других командиров никогда не скупился награждать тех, кто себя проявил. Причем не только по представлению офицеров, но и сам многих замечал, лично писал представления. Так было не принято, однако после Вафангоу многие в корпусе даже мериться начали. Кто сам всех героев заметил, а кого полковник ткнул носом за невнимательность.

— Можешь отдыхать. Молодец! — Буденный оставил бывшего казака, отправившись встречать другие дозоры. Волнуется, там-то без больших начальников все могло пройти не так гладко. Мишек понял, что и своего бывшего товарища тоже считает неплохим офицером. Вот умеет все-таки Макаров приметить тех, кто может многого добиться.

Правда, вот с ним он ошибся. Улыбка на лице Мишека изменилась с легкой на злую. Он ведь ответил на то письмо пана Пилсудского. Честно сказал, что сбегать ради низкого чина не будет. А тот возьми и напиши снова, прямо перед рейдом. Назвал Мишека по имени, вспомнил его отца и деда, через деревню которых однажды проезжал. А потом закончил тем, чтобы Мишек никуда не спешил. Чтобы учился у Макарова, собирал знания, верных людей, что видят не только блеск и славу, но и спрятавшуюся по углам грязь царского режима.

— И, получив от врага все, что тот может дать, тогда приходи! Станешь даже не полковником, как твой учитель, а генералом! — Мишек еле слышно повторил последние строчки письма.

Такое казалось невероятным, но это в России, где все места заняты своими дворянами, а в новой свободной Польше место на самом верху будет и для него. Главное, выжить, главное, стать самым лучшим.

До вечера приехали еще три дозора, столкнувшиеся с японцами. Один, как и отряд Буденного, тоже смог уничтожить всех врагов, не оставив следов, а вот остальные по одному-двум японцам упустили. Было немного обидно, что не получилось все сделать чисто — после первого сбежавшего дозорного стало понятно, что на внезапный налет с большой кровью можно не рассчитывать. С другой стороны, в глубине души я понимал, что и не может все сложиться так идеально. Главное, что мы хоть где-то сумели проложить себе путь, и уже под утро должны вернуться пластуны с первой информацией о враге.

Оставалось только ждать. Сказать, что я в эту ночь плохо спал, значит, ничего не сказать. Неопределенность — страшная штука, но вот на рассвете стали подходить первые новости, и разом стало легче.

— Значит, вот здесь еще одна рота при двух пушках, — Хорунженков смотрел, как на карте добавляются фишки с обозначением замеченных сил врага.

По чуть-чуть. Все-таки современная война диктует свои правила: как мы растягивали свои позиции, прикрывая полком линию фронта, куда во времена Наполеона послали бы не меньше пары дивизий, так и японцы. Посчитать всю их армию разом не смог бы ни один человек. Но вот два десятка наблюдателей, каждый со своей позиции, составив списки отдельных небольших соединений и привязав их к конкретным точкам на карте, позволили нам получить более-менее похожую на правду картинку.

По воспоминаниям из будущего я знал про 40 тысяч солдат при 120 орудиях. Мы же смогли насчитать 30 тысяч и 80 пушек — немного меньше, но, учитывая, что без возможности заглянуть в оперативный тыл те же 30% сверху можно было легко накидывать — очень точно. Я был доволен и уже начал было прикидывать, не сможем ли мы немного пощипать японцев даже с нашими скромными силами, когда на собрание ворвался поручик Чернов.

— Господин полковник! Японцы!

— Четко! Спокойно! — рявкнул на поручика Хорунженков, и, как ни странно, командный голос помог тому собраться.

— Пришло сообщение! Дозорные через гелиографы передают, что в нашу сторону выдвинулась японская дивизия.

— Целая дивизия?

— Наши увидели движение больше десяти рот, и все из 12-й дивизии. Скорее всего…

— Без выводов, — теперь уже я встряхнул нервничающего связиста. — Просто что доложили.

— Пять рот выдвинулись в нашу сторону на лошадях, похоже, копируют наши конно-пехотные части…

— Без выводов!

— Пять рот на лошадях, с телегами. Что в телегах, неизвестно, но что-то точно есть, накрыто брезентом. Еще столько же идут своим ходом чуть дальше. Возможно, врагов будет больше, потому что из-за скорости передвижения японцев дозорным пришлось отступить раньше времени.

— Вот теперь хорошо, — я показал выдохнувшему Чернову большой палец, а потом повернулся к подтянувшимся офицерам. — Ну что, господа, пора решать, что мы будем делать. Отступим, чтобы не рисковать? Или же покажем самураям, насколько их попытка нас копировать отстает от оригинала?

На еще недавно напряженных лицах начали появляться улыбки. Да, враг сумел удивить, повторив какую-то часть наших тактик, даже попытался в чем-то опередить, но… Мы точно были к этому готовы.

— Поспешив использовать свои мобильные роты, японцы оторвались от остальных частей, это можно использовать, — задумался Хорунженков.

— Пять рот — это же, считай, наш батальон с усилением. Почти честный бой получится, — хмыкнул Врангель.

— Если они свяжут нас боем, то смогут окружить остальными частями. Это может быть ловушкой, — новенький штабист Кутайсов решил проявить осторожность.

— Если смогут, — я обвел всех взглядом, — мы должны будем узнать об этом до того, как отправим в бой весь наш корпус. Так что готовимся к сражению. Поле боя нам известно, тактика — тоже. Рассчитываю на вас!

— Мы вас не подведем, — Врангель ответил за всех, а потом офицеры разъехались к своим частям.

Рядом со мной осталась только одна резервная рота — маловато, чтобы что-то изменить, если японцы удивят. Но я видел, как слаженно действуют все наши: пехота, кавалерия, артиллерия. Каждый знал свой маневр, каждый делал то, что уже не раз отрабатывал на тренировках. Японцев будет ждать большой сюрприз.

Хикару Иноуэ стоял навытяжку перед генералом Куроки и невидящим взглядом смотрел на кончики своих сапог.

— Рассказывайте, как вы смогли довести до такого позора.

— Мы получили информацию о подошедших русских казаках. Они смогли полностью вырезать несколько отрядов дозорных. Чудом вернулись несколько человек.

— Я знаю. И я приказал не спешить, пока мы не получим точную информацию о силах врага. Малые были нам не страшны, большие не смогли бы действовать быстро. Мы ничем не рисковали.

— Это были казаки из отряда полковника Макарова, — выдохнул Иноуэ. — Я соотнес информацию с теми рейдами в Корею, что принесли нам столько неприятностей, и решил действовать. Два конно-пехотных батальона, которые я начал готовить по примеру русских, могли дать нам выигрыш в маневре. А горные пушки, доставленные на передовую на телегах и развернутые прямо перед боем, стали бы для них смертельным сюрпризом.