Взять, например, лошадей. Вот каким образом Макаров договорился с местными, что ему пригоняют и продают любое потребное количество тяглового скота? Быки, кони и, главное, корм для всего этого стада. Впрочем, хотя бы насчет последнего он нашел ответ. После прорыва к Цзиньчжоу 22-й стрелковый привез с собой целый состав добычи, часть которой без всякой жалости обменивали на все, что нужно для войны. Тот же корм, патроны, порох… Буссов невольно сжал кулаки, представляя, как бы он сам развернулся, будь у него такие запасы. Вот только для этого, увы, нужно было не только побить японцев, не только собрать добычу, но и суметь ее унести.

Причем Макаров иногда делал и вовсе странные вещи. Например, вчера Буссов узнал, что у того есть целая толпа китайцев, которая клепает для его корпуса железные котелки на голову. Нет, в целом понятно, что это неплохая защита от осколков, особенно от каменного боя, который летит во все стороны, даже когда снаряды рвутся на расстоянии от солдат. Но как Макаров додумался от этого защищаться? И как решился сам заняться производством? Не просто создал образец и предложил армии, как это было принято. А сразу начал собирать сотни своих поделок, будто не сомневаясь, что от них будет польза.

Но будет ли? Буссов знал, что Макаров увел свой конно-пехотный батальон в рейд в сторону Куроки еще без них. Жалко. Так можно было бы узнать на практике, насколько эти штуки эффективны — в том, что полковник не вернется без боя, Буссов не сомневался. Увы, дождаться его он не сможет. Уже завтра тобольцы идут на усиление Южного отряда Николая Платоновича Зарубаева. Хороший генерал, и позиция у Ташичао, которую они будут удерживать, тоже хорошая.

Вот только Буссову уже хотелось большего.

Еду, смотрю на обозные телеги, улыбаюсь.

Столкновение с японцами прошло полезно не только с точки зрения тактики, но и с точки зрения добычи. Попытавшаяся посостязаться с нами в скорости 12-я дивизия уж слишком рискованно высунулась вперед и, закономерно получив по носу, оставила на поле боя немного артиллерии. Сами пушки оказались довольно сильно побиты после обстрела, но у них были целы стволы, а значит, можно попытаться их восстановить, и я приказал брать их с собой. Пулеметам японцев тоже досталось, но гораздо меньше, и два Гочкиса можно было использовать хоть завтра.

— Господин полковник, — меня догнал смущенный Павел Кутайсов.

— Слушаю вас, штабс-капитан, — я поддержал разговор.

Так-то Павел оказался хорошим парнем: неплохо проявил себя в подготовке переброски наших конных мортир, а уж то, что и сам пошел с ними в бой, добавило ему еще больше авторитета.

— А зачем мы взяли битые пушки? — тут же выпалил он.

— Восстановим, — я назидательно поднял указательный палец. — Вы разве забыли, что у нас треть батареи была из восстановленных после Вафангоу орудий?

— Да, но у японских пушек же не тот калибр. Даже если восстановим, у нас снарядов под 75 миллиметров может и не найтись.

— Найдутся, — я улыбнулся. — Мы в Корее уже брали такие пушки, немного, но припас для них на складах имеется.

— Но разве нам нужны пушки, которые смогут стрелять только… немного? — дерзко возразил Кутайсов.

Вот такой он этот молодой граф — то молчит-молчит, то в нем словно дикий зверь просыпается. Что ж, тогда пусть не обижается.

— Зависит от цели, — ответил я совершенно спокойно. — Допустим, нам надо вести бой целый день, и тогда очевидно, что такие пушки будут бесполезны. Но что, если они могут понадобиться и для чего-то еще?

— Для чего?

— Может быть, вы сами мне ответите? — я поймал Кутайсова взглядом и ждал его реакции.

— Зачем могут пригодиться пушки, которые могут сделать всего ничего выстрелов? Разве что… — тот замер. — Поставить их там, где они и не сделают больше, но смогут нанести огромный урон врагу. Где-нибудь на первой линии окопов.

— Хорошо. Еще.

— Есть еще варианты?

— Конечно, — кивнул я. — Те, о которых я спрашиваю, довольно очевидны, если проявить хоть немного упорства в их поиске. И мне бы хотелось, чтобы офицеры моего будущего штаба точно учитывали в планировании операций хотя бы их. А лучше больше.

— Еще… — Кутайсов напрягся. — Еще можно использовать такие пушки, чтобы заставить раскрыться чужую артиллерию.

— Хорошо. Дальше.

— Чтобы выманить вражеские части в нужное нам место, — Кутайсов попал в поток.

— Еще.

— Для учений, которые вы проводите. Чтобы новенькие солдаты погуляли под обстрелом, а то и поучились брать штурмом настоящие батареи.

— Пожалуй, хватит, — я улыбнулся молодому офицеру. — Видите, у вас очень светлая голова. Рассчитываю на нее в подготовке к будущим сражениям.

Вот так мы и поговорили: можно считать, что молодой граф только что сдал мне первый экзамен на профпригодность. Настроение поднялось. У остальных наших оно тоже было на высоте, и на такой ноте мы вернулись обратно к нашим позициям у Лилиенгоу. Временно японцы остались позади, и благодаря оставленным дозорам мы теперь сразу узнаем, если они решат двинуться вперед. Впрочем, новости были не только у нас… Первая и самая крупная касалась всей армии целиком.

Южный отряд выдвинулся навстречу Оку. И я даже помнил, чем это должно кончиться. Станция Дашичао, наши встанут крепко, генерал Зарубаев проявит выдержку старой школы, не поддавшись ни на какие уловки противника. В моей истории это был первый бой, который наши не проиграли — наоборот, дали японцам умыться кровью, не сдвинувшись ни на метр. Показали, что такое русская армия, которая работает всерьез, и только приказ Куропаткина заставил Зарубаева сдать позиции.

Грустный момент получился. Ояма без особой надежды передает Оку приказ взять Дашичао, если это будет возможно, и в этот самое время наши, даже не подозревая о неуверенности врага, сами оставляют город. Очень бы хотелось и мне там оказаться, помочь хоть в чем-то, но…. Нельзя быть везде, а меня скоро будет ждать своя битва, где я смогу сделать и изменить гораздо больше.

И тут важна вторая новость. Мои китайцы допилили первые опоры для железнодорожной платформы и до окончания их тестов взялись за изготовление касок. Очень важная штука, о которой я чуть не забыл. Повезло, что доктор Слащев для своей статьи собрал статистику по ранениям в разные части тела. И на голову приходилось почти двадцать процентов. Немного? А если взять только легкие, то эта цифра возрастала уже до сорока. В общем, пользу от простой железной каски было сложно переоценить, а мы ее еще немного доработали. Летний вариант с тканевой шапочкой, чтобы не натирать лысину, и зимний — с войлочной.

Кстати, войлочные тулупы, которые я закупил еще во время стояния на Ялу, оказались на удивление полезны. Аж по трем направлениям. Утепление раненых, чтобы те не тратили на это лишние силы, борьба с вечерней прохладой и, наконец, защита от мелких осколков. Это тоже доктор Слащев раскопал. Как оказалось, в других частях было много легкораненых в корпус, причем раны были нанесены не пулями или снарядами, а каменными осколками, которые эти пули и снаряды выбивали из множества хрупких пород, устилающих местные сопки… А у нас были тулупы, которые солдаты и не снимали, часами лежа на земле в ожидании атаки. Получается, даже четыре пользы.

В общем, этими новостями я был очень доволен. А вот остальные меня немало смутили, но откладывать их на завтра было бессмысленно, так что я сразу пошел разбираться.

— Господин Макаров, — в моем еще не обжитом штабе меня ждала раскрасневшаяся и взволнованная Татьяна Гагарина.

— Княжна. Вы хотели поговорить?

— Да. Я… — она вздохнула, на мгновение прикрыла глаза и, наконец, выдала. — Я договорилась с главнокомандующим и доктором Вреденом, теперь я смогу служить не в госпитале Красного Креста, а прямо у вас, в корпусном. Надеюсь, вы, как множество других офицеров, не станете рассказывать мне, что девушке не место так близко к сражению и смерти.

Чем дальше она говорила, тем яростнее сверкали ее глаза.